Бездушные  - Нил Шустерман

– Да, – вторит Микэйла. – О себе и друг о друге.

С каждым словом этих фиф в Бэм растёт желание надавать им по хорошеньким мордашкам.

– Что за хрень вы тут несёте?!

Троица снова обменивается телепатическими взглядами, и Эммали произносит:

– Вообще-то, нам не следовало бы говорить об этом с тобой…

– Да что ты. Это Старки распорядился?

– Н-не совсем… – Эммали наконец поднимается на ноги, впивается взглядом в лицо Бэм и медленно выговаривает: – Мы должны заботиться о себе, потому что Старки сделал нас… не подлежащими разборке.

Бэм не глупа. В школе она, правда, не блистала, но не из-за глупости, а из-за дурного характера; зато в школе жизни она первая ученица. Однако этот разговор настолько вне её представлений о реальности, что она никак не возьмёт в толк, о чём речь.

Теперь встают и обе другие Прынцессы. Микэйла утешающе кладёт ручку на плечо Бэм:

– Не подлежащими разборке в течение девяти месяцев. Теперь ты понимаешь?

Бэм сражена, как будто в неё выпалили из пушки. Она пошатывается и прислоняется к стенке.

– Врёте вы всё! ВРЁТЕ!

Но теперь, когда слово сказано, она замечает в глазах Прынцесс странный экстатический огонёк.

«Они говорят правду! Боже мой, они говорят правду! »

– Он будет великим человеком, – выдыхает Кэйт-Линн. – Он уже великий человек!

– Мы, может быть, и подкидыши, но его дети ими не будут! – добавляет другая – Бэм даже не осознаёт, кто это говорит. Они для неё теперь все на одно лицо. Словно три головы на едином теле ужасной и прекрасной гидры.

– Он обещает позаботиться о нас…

– Обо всех нас…

– Он клянётся, что не оставит нас…

– Ты не представляешь, как это прекрасно…

– Ты не можешь представить, каково это…

– Быть его избранницей…

– Когда на тебя падает отсвет его величия…

– Поэтому мы не можем таскать боеприпасы ни сегодня…

– Ни завтра…

– Вообще никогда…

– Так что прости, Бэм…

– Да, да, прости…

– Надеемся, ты в состоянии это понять…

• • •

Бэм мчится по лабиринту ходов и переходов, не разбирая дороги. Она ищет Старки. Мысли и чувства крутятся бешеным вихрем – непонятно, как она до сих пор не взорвалась, словно клаппер.

Старки в компьютерной – смотрит через плечо Дживана на экран с изображением их очередной цели, однако в данный момент Бэм на плевать на его занятость. Она задыхается от быстрого бега, эмоции бьют через край. Она понимает, что лучше бы ей бежать не сюда, а куда-нибудь в глубь рудника, забиться в угол, пометаться, покипеть, подымиться и прийти за объяснениями, когда чувства улягутся. Но она не в состоянии.

– И когда же ты собирался сообщить мне об этом?!

Старки пару секунд всматривается в её лицо, отхлёбывает из своей фляжки и отсылает Дживана. Он сразу понял, о чём речь. Ещё бы.

– А с чего ты взяла, что это твоего ума дело?

– Я твой главный помощник! От меня у тебя секретов быть не должно!

– Видишь ли, секреты – это одно, а конфиденциальность – другое.

– Конфиденциальность?! Не вешай мне лапшу! Какая ещё на фиг конфиденциальность, когда ты объездил трёх кобыл одновременно? !

– Бэм, я занимаюсь опасными делами и прекрасно отдаю себе в этом отчёт. В любой момент всё может слететь под откос, и тогда я хочу, чтобы после меня в мире что-то осталось. Да и не сказал бы, чтобы я их принуждал…

– А ты никого и никогда не принуждаешь, Мейсон! Ты просто гипнотизируешь, ослепляешь, пудришь людям мозги. Раз-два – и все покорно идут и делают, что тебе угодно.

В воздухе между ними словно висит что-то недосказанное. И тогда Старки идёт напролом и говорит то, чего, скорее всего, говорить не стоило бы:

– Ты бесишься только потому, что ты не одна из них! Бэм бьёт его по лицу с такой силой, что Старки валится на стол и едва не переворачивает компьютер. И когда он с пылающими глазами бросается на неё, она в полной боевой готовности. Бэм хватает его больную руку и сжимает – крепко, жестоко. Реакция не заставляет себя ждать: ноги Старки подкашиваются, и он падает на колени. Бэм стискивает его руку ещё сильней.

– От… пусти, – хрипит он. – Пожалуйста… пусти… Она держит его руку ещё секунду и отпускает. Пусть теперь делает что хочет. Собьёт её с ног. Плюнет в морду. Излупит, как собаку. По крайней мере, это будет хоть что-то, хоть какое-то проявление страсти с его стороны.

Но он лишь хватается за свою больную кисть, поднимается с колен и, закрыв глаза, ждёт, пока не пройдёт боль.

– После всего, что я для тебя сделала… – шипит она. – После всего, чем я для тебя стала… ты путаешься с этими… с этими…

– Бэмби, пожалуйста…

– Не смей меня так называть! Никогда!

– Но если бы ты оказалась на их месте, ты не смогла бы сражаться вместе со мной! Это было бы слишком опасно!

– Ты хотя бы мог дать мне шанс!

– И что потом? Какой бы тогда из тебя был первый помощник?!

У Бэм нет ответа. Старки, по-видимому, понимает, что его аргумент попал в цель, потому что он делает к ней шаг. Голос его смягчается.

– Разве ты не знаешь, как много значишь для меня, Бэм? Нас связывает что-то такое, чего у меня не может быть ни с кем их этих девушек.

– Зато с ними у тебя кое-что, чего не может быть со мной!

Он окидывает её взглядом – расчётливо, оценивающе.

– Ты и правда этого хочешь, Бэм? Это сделало бы тебя счастливой?

Он подступает к ней вплотную. Она такая высокая, что Старки кажется ещё короче, чем есть на самом деле.

Он запрокидывает голову, чтобы поцеловать её, но не дотягивается на целый дюйм. Поэтому вместо того чтобы привстать на цыпочки – это слишком унизительно – он кладёт руку ей на затылок и пригибает её голову к себе. Это не поцелуй – это магия, волшебство, фокус, достойный овации, это всё, о чём Бэм когда-либо могла мечтать… Однако ничто не может изменить того факта, что это всё-таки лишь трюк, и вокруг нет публики, аплодировать некому.

– Прости, что обидел тебя, Бэм. Ты права – ты заслуживаешь от меня чего-то настоящего.

– Это не было настоящим, Мейсон.

Его улыбка похожа на гримасу.

– Это лучшее, что я могу тебе дать.

• • •

Бэм бредёт по туннелю. Она словно клубок оголённых нервов. Не знает, куда нести свою злость на Старки, кому излить свои чувства. Ей тоскливо, словно она утратила нечто, чему не может подобрать имя. Будь она более наивной, назвала бы это душевной чистотой, но Бэмби Энн Ковалт потеряла чистоту уже очень давно.